На этой неделе президент Франции Эммануэль Макрон посетил Россию и Украину. О том, какими будут последствия визитов, и что ждет НАТО после смены генерального секретаря, размышляет Ульрих Буна, исследователь Католического института в Париже, автор книги «Гибридная война в Украине. Какие перспективы?».
— Господин Буна, как вы оцениваете встречу Макрона и Путина?
— Она не принесла много, как и ожидалось. Позиция России относительно Запада слишком дивергентная для того, чтобы прорыв в процессе произошел так просто. Однако это позволяет дипломатии продолжаться, что всегда является позитивом во времена напряжения. Также Европа смогла высказаться в дискуссии о безопасности, которая длилась раньше в большей степени между россиянами и американцами. То, что Макрон предварительно проводил переговоры с поляками, немцами и итальянцами, свидетельствует о том, что Европа пытается говорить в один голос. Это действительно положительно.
— Встречал мнение, что Макрон — это некий психиатр международной арены, которого НАТО и ЕС отправляют к «особо буйным пациентам», как Трамп или Путин. Вы с этим согласны?
— Интересная теория, но я не соглашусь, что он выполняет какие-либо миссии для НАТО или ЕС. Думаю, две движущие силы Макрона в его внешней политике — это желание развить автономию ЕС, и высокая самоуверенность относительно умения заключать соглашения. Он в течение многих лет разрабатывает идею, что Европа должна иметь собственную оборону и внешнюю политику, и не обязательно должна быть в союзе с США против Китая или России. Отсюда и его диагноз для НАТО «смерть мозга» или попытки перезагрузить отношения с Россией несколько лет назад.
Сейчас же активность Макрона следует рассматривать в контексте президентских выборов во Франции в апреле этого года. Переговоры с Путиным и Байденом для Макрона — способ показать свое значение как президента и подчеркнуть, что его оппоненты во Франции слишком спокойны в отношении Москвы.
— По вашему мнению, что именно Макрон привез в Киев?
— Я бы сказал, немного. Какие-то сомнительные обещания от Путина, что российские войска, ныне дислоцированные в Беларуси, вернутся в Россию после завершения военных учений. Еще — проведение Нормандского саммита и попытку имплементации Минских соглашений. Риски же заключаются в том, что, пытаясь умиротворить Россию любой ценой, Макрон будет пытаться давить на Украину по поводу имплементации Минских договоренностей в соответствии с российским видением. Но я не вижу возможности для того, чтобы это произошло в ближайшее время, особенно на российских условиях.
Вполне понятно, что Украина и ее население не согласятся предоставить автономию сепаратистам для полного контроля над границей, разоружения и вывода российских солдат, свободные выборы с голосованием переселенцев. Поэтому чувствую, что продвижение имплементации «Минская-2» со стороны Франции далеко не зайдет, особенно сейчас, когда Украина имеет полную поддержку Вашингтона и стран Центральной Европы.
— Насколько Макрон пророссийский?
— Не сказал бы, что Макрон все-таки пророссийский. Как и многие мировые лидеры, Макрон считает, что добьется успеха там, где другие потерпели неудачу. Это убеждение является сердцевиной всех попыток перезагрузить отношения с Россией, кто бы их ни делал, — Франция, США или Германия... В целом же во Франции среди населения и политических лидеров очень распространен романтизм относительно России. Поэтому все французские президенты должны учитывать это.
— Как вы думаете, НАТО сильно изменится после того, как Йенс Столтенберг уйдет с поста генсека?
— Не думаю, что смена генерального секретаря сильно изменит направление, которое избрало НАТО. Новую стратегическую концепцию Североатлантического союза опубликуют в июне на саммите в Мадриде. И она определит путь НАТО до 2030 года, несмотря на то, кто будет генсеком.
Вместе с тем, национальность следующего секретаря, конечно, будет сигналом о важности определенных вопросов для Альянса.
К примеру, Великобритания, которая пытается восстановить свои позиции в мире после брексита, очень хотела бы, чтобы ее представитель занял эту позицию. Поэтому она будет продвигать кого-то типа Терезы Мэй или Вильма Гейга. Но поскольку Франция сейчас невероятно зла на Британию из-за пакта AUKUS с США и Австралией, вряд ли кто-то из этих людей станет генсеком.
Также захочет получить должность генсека НАТО Италия с людьми типа Федерики Могерини или Лоренцо Гуэрини, действующего министра обороны. Тогда это станет знаком фокусировки НАТО на его южном фланге, на который меньше обращалось внимание в последнее время, чем на восточное.
— Еще называют возможных кандидатов из восточной части блока.
— Есть много возможных кандидатов, особенно экс-президент Литвы Даля Грибаускайте и действующий президент Эстонии Керсти Кальюлайд. Избрание одной из этих кандидаток станет сигналом относительно жесткой позиции по Москве.
Экс-президент Хорватии Колинда Грабар-Китарович была помощницей генсека, это огромный плюс для нее. Но снисхождение к крайним правым популистам в течение ее президентства ее дисквалифицирует, как мне кажется.
Как бы то ни было, новому генеральному секретарю потребуется серьезный опыт и сильные позиции против главных вызовов Альянса — России и Китая. Если Россия сохранит агрессивное настроение, это увеличит вероятность избрания кого-нибудь из восточного фланга. И тогда кто-то из балтийских стран будет прекрасным кандидатом.
Также существуют и другие важные критерии. Выбрать женщину означает, что Альянс следует современным тенденциям. Выбрать кого-то из страны, которая тратит 2% ВВП на оборону, будет признаком важности этого правила. В этом смысле Даля Грибаускайте была бы основным претендентом.
— Во многих странах говорят о возвращении состояния холодной войны.
— Это правда, многие комментаторы и журналисты используют термин «новая холодная война», чтобы объяснить состояние отношений между Россией и Западом. Это чрезмерное упрощение, они забывают о главных отличиях между «тогда» и «сейчас».
Холодная война была между двумя блоками, которые хотели навязать свою идеологию всему миру. Сейчас есть одна страна, Россия, которая пытается подвергнуть сомнению равновесие в вопросах безопасности в Европе, которое установилось после падения Советского Союза. Москва чувствует, что это равновесие ей не выгодно и оно было навязано, и не отражает ее статуса ядерного государства. Посыл России сейчас не в том, что ее режим лучше, а в том, что западный либерализм — лицемерный и обречен на провал. Москва распространяет очень негативные и деструктивные месседжи, но альтернативы не предлагает.
Во время холодной войны два блока были полностью отделены друг от друга. Сейчас русский капитализм полностью связан с мировой структурой. В этом есть и риски, и возможности. Риски в том, что это позволяет российским коррупционным схемам заполнять Европу — от недвижимости в Лондоне до офшоров на Кипре. Но это может и помочь оказывать давление на российских приспешников, близких к Кремлю, поскольку большая часть их состояния находится в европейских банках и может оказаться под санкциями.
— С холодной войной разобрались. Главный вопрос, может ли все это перерасти в «горячую войну»?
— Для меня невозможен прямой конфликт между Россией и НАТО. Ведь в случае использовании ядерного оружия произойдет взаимное уничтожение. Главный вопрос — это отношение Москвы к Украине. Честно говоря, я не думаю, что полномасштабное вторжение возможно. Однако наращивание дестабилизации с помощью различных каналов, таких как кибератаки, коррупция, пропаганда, является действительно вероятным. А также демонстрация силы, чтобы попытаться подтолкнуть Запад к большим переговорам относительно будущего безопасности Европы на российских условиях.
